А в том самом королевстве-княжестве жили были птички. И было у них фсе почти, как у людьев. И гадили друх дружке на голову и перьями мерялись и гребни с хвостами распушивали. И жила-была тама птичка... не большая ни маленького, вопщем размеру среднему. И была она собой хороша в меру и даже почирикивали в голубятнике, что у нее что то под перьями имеется выпоклое. Одна беда, ни как не могла она место себе найти в птическом мире.
Вот старый петух Агу, тот таких проблем не имел и кукарекал всюду. То под спойлер залезет, а то наскочет на какую темку и давай кукарекать. И даже иногда отправлял тайныя послания с почтой голубинною, Самому... Главному индюку по прозвищу Пу Пу. Опять же, сов Совенко, хоть все больше глазьями шмыргал и был нептичным и не многочеричным, но порой кааак гугукнеть. Или потрепаный страус Ако, живущий у черного пруда и питающийся в основном речной шпротой. Забежит бывало,
..забежит бывало в поварню и как сунет голову в крынку с брагой. Враз его тянет на подвиги, кричит, а подайте мне энтого самого, самого! Я ему перья повыдераю! Кароч, отсидит в курятнике свое и снова душа-птица. Даже местная гусыня из графьев, отзывавшаяся на фоанцуженское имя Де ла Фа это призновала. Хотя сгоряча и крякала и шипела. И только наша Птичка была не при птиделах. И решила она... Буду бороццо за прогресс в птичьем мире. Позитивно-креотивно буду чирикать. И громко. И много! И как то раз... А тут, как назло мужуки электрофицировали апачивальню королевскую и провода тянули и рубильниками счелкали. Взлетела Птичка на самый высокий провод, раскрыла пошире клюв и хотела позитивно чирикнуть. Но пошел по проводу ток и на том сказочке Конец. Но кончилось все хорошо ) откачали Птичку и стали называть Птичка на проводе.
Неподалеку от известных хором Королевишны, в захолустной усадьбе Закалдырской, без грусти сказано, поживал писарчук Валдимар Агав. В округе его все, хорошо, знали и за спиной, часто писаря, называли – «лжепророком», потому как он имел некие способности складно писать и предсказывать события, но редко у него получалось - 50х50, все больше по нулям. Был он возраста не молодого, с того момента, как он темечком об пол тюкнулся, выпомши из промежности маман, прошел уж писярик с длинным гаком. Но Валдимар был мужиком крепким, ещо в большой могуте, как в теле, так и в делах спорых, мыслях буйственных, политических. Шибко любил Валдимар три вещи в своей жизни: писать мутотень всякую, петиции, прошенья, предьявы, писмена длинные несуразные-не понять об чем. Талмуды эти посылал он в земский совет, либо Королевишне на рассмотрение, только она их не читала, а как получит, сразу велела снести конюху для растопки печи. Потому, как заведомо знала, что читать особо нечего, а намеки и предложения на пошлые прелюбодеяния ей были не по нраву. Второе любимое дело Валдимара - к поллитровке прикладываться, особо к вечеру да еще по и праздникам. Бывало, идет в субботу до баньки, четверть запотевшую с настойкой конопляной крепко к груди прижимает. Жару в бане поддаст, да как жахнет стаканяку «ядреной»-глаза на выкат! Разойдется дурь по всему телу, разомлеет Валдимар, сразу, мысли в голову дурные лезут про голых баб! Сиськи смачные всюду мерещатся-это как раз, был третий антирес Вадимара. Он страсть, как был охочь до сисисек ентих, мечтал потискать да помять, как следувает, в свое удовольствие. А про пироги с мясом и говорить нечего - мечта заветная! Если бы, кто ему, предложил такое, с ним бы вообще - счастье великое приключилось! Да вот только женский пол в этих местах проживал строгих нравов, пощупать, потрогаться не давались, без пряников мятных-близко не подойдешь. Вот накупит Валдимар каких-нибудь заманух в сельпо местном и раздает девкам в надеже на ихнее расположение. Девки-то пряники расхватают, а сиськи не показывают, только смеются над писарем, глазищами зыркают, так, что у Валдимара в штанах сила подымается, да такая, что вожжами не удержать, бешеный скакун на волю рвется! Ну, разве не издевательство?! Мука одна да и только! Распсихуется Валдимар, делать-то нечего, акромя рукоблудского занятия да употребления настойки горькой из запотевшей четверти. Ну, а как снова выжрет все до капли - в сон провалится, а там присниться ему Королевишна ненаглядная! Видит он, словно допущен до апартаментов еёшных, опачиваленных. Сидит он подле неё на пуховой перине, целует ручку и гладит белу ноженьку, все выше и выше, аж дух у него во сне захватывает…и кажется, будто служит он у Королевишны на конюшне вместо конюха… Петухи утром поют-просыпаться Валдимару в лом!
* * * - Доктор, я болен. - Голубчик, а чем вы больны? - Слух мой ослаб - Я не слышу шептанья Луны, Хохота трав, Бормотанья подземных корней. Переговоры ворчливых прибрежных камней... Нем и обычно болтливый берёзовый лист, Птиц мне не слышно - лишь щебет какой-то и свист... Доктор, я болен. А может, схожу я с ума? Зренье упало. Я вижу лишь только дома, Сумки, людей и автобусы, стены церквей... Гномы исчезли! Нет эльфов, русалок, нет фей! Где домовой, что под лестницей жил за стеной? Доктор, мне страшно, такое впервые со мной. Доктор, скажите, недуг мой - он неизлечим?! - Что Вы, голубчик, для страха не вижу причин. Раньше, любезнейший, были серьезно больны. Полноте, бросьте. Какие шептанья луны?...
Вот и кончились гулянки... Кутерьма.. , загулы... , пьянки... Больше нету пересыпу... Больше морда не разбита... Кожуры нет на ушах... Руки, ноги не в бинтах... Чистота, порядок в доме... Нет бутылок на балконе... Нет в салате фейерверка... Вновь прикручены все дверки... Нет на люстре мишуры... НЕ РАЗБРОСАНЫ ТРУСЫ... Даже котпосле веселья перестал болеть с похмелья...